Кто спас от наводнения княжну Тараканову ?

Упоминание этого имени у большинства читателей на­верняка ассоциируется с прекрасным полотном Констан­тина Флавицкого, которое экспонируется в Третьяковской галерее.

Помните?

Одиночная камера Петропавловской крепости. Сквозь решетку окна хлещут ледяные потоки петербургского на­воднения. Несчастная женщина забралась на тюремную кровать, которая вот-вот скроется под водой. Ее роскош­ное платье резко контрастирует с убогим убранством ка­земата. Две крысы ищут спасения у ног арестантки. Голова ее откинута назад, волосы распущенные, руки бессильно свисают вдоль тела.

Кстати, о руках. Если поближе подойти к картине и внимательно присмотреться, то обнаружится удивитель­ная вещь: их у княжны четыре. Две, которые я упомянул выше, и еще две, сложенные на груди. Они просматрива­ются под верхним слоем краски. Именно так их сначала и написал художник. Но потом нашел более отвечающее безысходному настроению полотна положение и перепи­сал руки заново.

Картина наделала много шума, была необычайно попу­лярна и путешествовала с выставки на выставку. Однажды в дороге полотно не уберегли от дождя, и первая пара рук, до поры скрытая верхним слоем краски, явственно про­ступила наружу. Полотно неоднократно реставрировали, но безуспешно: руки предательски появляются вновь и вновь.

Впрочем, я отвлекся. Наш рассказ совсем не об этой особенности картины, а совсем об иной ошибке худож­ника — исторической. В нее, историю, нам и предстоит окунуться.

Итак, начнем с того, что истинная княжна Тараканова к эпизоду, запечатленному Флавицким, никакого отноше­ния не имеет. Постриженная в 1785 году в монахини под именем Досифеи, она остаток жизни провела в московском Ивановском монастыре. Здесь по большим церковным праздникам ее посещал сам митрополит Платон и другие знатные особы. Последние годы монахини прошли в пол­ном уединении, даже богослужения проводились для нее одной. Похоронили Досифею в Новоспасском монастыре, в усыпальнице бояр Романовых. На могильной плите зна­чится лишь монашеское имя и день кончины — 4 февраля 1810 года.

Как видите, истинная княжна Тараканова жизнь свою закончила вовсе не столь трагически, как особа, изобра­женная Флавицким. Впрочем, он изобразил на картине вовсе не ее. А кого же?

Самозванку, «всклепавшую на себя имя» или, говоря современным языком, выдававшую себя за княжну Тара­канову. Происхождение этой легендарной особы весьма туманно. Одни историки называют ее дочерью пражского трактирщика, другие — нюрнбергского булочника, а тре­тьи утверждают, что она была плодом любви персидского шаха и его грузинской наложницы.

Что истина — не столь и важно, ведь впоследствии за кого только она себя не выдавала, каким именем не зва­лась! Одни знали ее как мадмуазель Франк, другие — как мадам Тремуйль. То она зовется Алиной, то носит имя Шель. То предстает графиней Силинской, то принцессой Азовской. Столь же стремительно меняются и места жи­тельства. Киль и Берлин, Гент и Лондон. И везде богатые почитатели, не жалеющие средств для обворожительной прелестницы. Многие из воздыхателей вскоре оказыва­лись не только без своих сбережений, но и в долговых тюрьмах. А ловкая аферистка в очередной раз меняла имя, родословную, титул и место жительства.

Наконец, в 1772 году Али-Эмете, как ее звали до этого, превраща­ется в принцессу Елизавету Владимирскую, представи­тельницу богатого русского рода. По очередной легенде она воспитывалась у дяди в Персии, а достигнув совер­шеннолетия, перебралась в Европу. В дальнейшие ее пла­ны якобы входят поиски российского наследства. И вновь обворожительную особу, свободно говорящую на многих европейских языках, неплохо рисующую и играющую на арфе, окружают многочисленные поклонники. Они охот­но оплачивают ее пребывание в Париже в течение двух лет, и лже-Елизавета не знает отказа ни в чем.

Вынужден сознаться: борясь со всевоз­можными заблуждениями и распространенными ошиб­ками, я, возможно, сам в описании бурной юности «принцессы Владимирской» допускаю непреднамерен­ное искажение действительности. По той простой при­чине, что трудно понять, что в ее биографии — правда, а что — вымысел. Ее современники приводят взаимоис­ключающие факты, а уж в нынешней литературе можно обнаружить самые разнообразные описания ее полной приключений жизни. Поэтому уклонюсь от безнадежной попытки докопаться до истины. Вместо этого предлагаю сразу перенестись к тем годам, когда наша героиня очути­лась (опять-таки абсолютно неясно, как и зачем!), в Поль­ше.

Здесь она попадает в крут Барских конфедератов князя Радзивилла, человека более чем состоятельного и често­любивого. И объявляет себя дочерью императрицы Елиза­веты Петровны, сестрой Емельяна Пугачева. У Радзивилла новоявленная претендентка на Российский престол ищет поддержки и помощи в осуществлении своих планов, но вскоре убеждается, что тот способен только произносить красивые речи перед единомышленниками. И «Всероссий­ская княжна» решает действовать самостоятельно.

Она то обращается с пространным посланием и доби­вается встречи с султаном, то пытается вести переговоры с самим кардиналом. Эти действия, естественно, получа­ют огласку в России и не могут оставить безучастными Екатерину Вторую. И вот монархиня, изрядно напуганная только что подавленным бунтом Пугачева, поручает графу Алексею Орлову «схватить бродяжку» и поставить крест на ее притязаниях на престол.

Орлов приступает к осуществлению хитроумного пла­на, для чего, притворившись очередным поклонником но­воявленной княжны Таракановой, предлагает ей не толь­ко материальную помощь, но и руку.

Венчание состоялось в Италии, на одном из кораблей русской эскадры, стоявшем в Ливорно. На его борту молодых и арестовали. Орлова, конечно, только для вида. А вот «Елизавета Вторая» вскоре очутилась в Петропавловской крепости. Правда, вначале ей отвели несколько комнат, кормили с комендантской кухни и даже отдали в распоря­жение двух служанок и личного врача.

Екатерина была не в восторге от такого проявления гуманизма и требовала у князя Алексея Голицына ско­рейшего завершения следствия. Узница, в свою очередь, умоляла фельдмаршала о личной встрече с государыней, но добилась обратного: она была помещена в одиночный каземат на хлеб и воду.

Именно этот печальный этап жизни самозванки и запечатлел на своей картине «Княжна Тараканова» Кон­стантин Флавицкий. И сделал это весьма реалистично и убедительно.

С каким же заблуждением я борюсь, о какой ошибке художника собираюсь поведать?

Исключительно о той, что несчастная женщина не мог­ла погибнуть от наводнения 1777 года. По одной простой причине: она скончалась от чахотки за два года до сти­хийного бедствия. Произошло это 4 декабря 1775 года. Арестантка унесла с собой в могилу и тайну рождения, и подлинное имя, не открывшись перед кончиной даже священнику.

Обрядов при ее погребении не было совершено ни­каких.

И в заключение. В каталоге академической выставки 1864 года, где полотно экспонировалось впервые, по рас­поряжению Александра Второго указали:

«Сюжет этой картины заимствован из романа, неиме­ющего никакой исторической истины».

[youtube]yixoSuD3mws[/youtube]