Россия торжественно похоронила Тургенева, согласно завещанию, со всеми почестями, достойными его таланта», — так описывают прощание с великим русским писателем исследователи жизни и творчества Ивана Сергеевича Тургенева. Так ли это было на самом деле?
Обратимся к фактам и высказываниям современников великого писателя. Накануне своей смерти Тургенев завещал похоронить себя в Петербурге на Волковом кладбище рядом со своим другом Виссарионом Григорьевичем Белинским.
Скончался Тургенев на чужбине, в Париже, 27 сентября его привезли в Петербург. Из всех желаний писателя было исполнено только одно: его действительно похоронили на Волковом кладбище, но не рядом с Белинским: по словам одного из друзей Тургенева (Стасюлевича), «место захоронения Белинского было похоже на помойную яму».
Стасюлевичу сообщили, что поезд с траурным вагоном прибудет 25 сентября, в пятницу. В четверг друг писателя приехал в приграничный город и стал дожидаться состав. Утром в пятницу Стасюлевичу сообщили, что «тело прибыло», в руках начальник станции держал накладную «Покойник — 1», ни имени, ни фамилии Тургенева в ней указано не было. Гроб оказался в багажном вагоне в дорожном ящике, а рядом стояли ящики с венками еще с парижской траурной церемонии (очевидно, в целях экономии). По воспоминаниям Стасюлевича, тело хотели на три дня оставить в сарае, но он и священник были против. В 8 утра началась первая панихида.
На отпевании не было ни одного корреспондента, так что все сообщения, появившиеся в газетах, можно считать чистейшим вымыслом. Например, в одном из очерков писалось, что тело писателя «было встречено священником Александро-Невской лавры, делегацией санкт-петербургской Думы и многими другими лицами», в то время как никаких делегаций и быть не могло. На заседании думы Тургенев был назван «западником», с которым и знаться-то не следует, на чем депутаты и разошлись.
После третьей панихиды тело Тургенева снова погрузили в поезд, останавливавшийся на станциях всего на несколько минут. Стасюлевич едва успевал принимать венки от тех, кто хотел проститься с писателем. В письмах своей жене Стасюлевич писал: «Можно было подумать, что я везу тело Соловья-разбойника!»
«Лет через двадцать не поверят, что такое было возможно», — так Стасюлевич описал сумасшествие тех дней, развернувшееся вокруг похорон великого русского писателя. Не просто не поверят, а создадут миф, красивую сказку о том, что «все было хорошо».
