Пять миллионов лет назад мелкие копытные плотоядные начали возвращаться с суши обратно в океан. Ноги превращались в плавники и хвосты; тела удлинялись, приобретая все большую обтекаемость; ноздри смещались назад и вверх, — словно часы эволюции пошли вспять. Благодаря анализу ДНК мы сегодня знаем, что киты не имеют ничего общего с другими водными мясоедами, вроде моржей и тюленей; ближайший современный родственник кита — вегетарианец гиппопотам, а олени, верблюды и свиньи приходятся им дальней родней.
Вот она, одна из наиболее убедительных эволюционных историй — о том, как неуклюжая, крокодилоподобная выдра произвела на свет самое крупное, грациозное и загадочное из всех существ на Земле.
Голубой (или синий) кит является самым крупным животным из всех, что когда-либо жили на нашей планете. Он в тридцать раз массивнее африканского слона, занимающего второе место, а вес самого крупного из динозавров не доходил и до половины этой величины.
Некоторые самки голубого кита в период кормления теряют в весе до 50 тонн! Новорожденный китенок весит как добрая взрослая слониха и в день прибавляет почти 200 фунтов, по 8 фунтов за час. У взрослой особи сердце величиной с семейный автомобиль — попробуйте-ка перекачать 2000 галлонов (1 галлон=4 литра) крови, по 60 галлонов за сокращение! — с аортой, внутри которой легко может проплыть пятилетний ребенок.
Киты стали большими потому, что обладали плавучестью и могли держаться на поверхности океана, а на земле грузные туши просто не выжили бы — слишком уж много энергии ушло бы на их передвижение и питание. Однако для теплокровного существа жить в море проблематично: море — та же пустыня, где совершенно нечего пить. К тому же там холодно: в воде теплоотдача в двадцать четыре раза быстрее. Вот тут-то и приходит на помощь размер — он уменьшает коэффициент отношения величины поверхности к массе.
И все-таки главную роль в деле выживания играет китовый жир — ворвань. Жир не только служит киту теплым пальто и спасательным жилетом (плотность ворвани меньше плотности морской воды), но и собирает в себя извлекаемую из пищи влагу. Более того, ворвань — это подручный бортовой запас необходимых питательных веществ.
Еще одна проблема жизни в воде — общение с себе подобными. От обоняния толку ноль, зрение ограничено, а осязание, когда вместо пальцев у тебя плавники, коварно и ненадежно. Остается одно — звук, который под водой распространяется в четыре раза быстрее, и киты превратили сам океан в сложнейшую систему коммуникаций. Песни китов — самый громкий звук, издаваемый отдельно взятым животным; некоторые китовые «арии» звучат на такой низкой частоте, что их можно почувствовать за несколько тысяч миль.
В массивной голове кашалота звук фокусируется во взрыв, способный оглушить даже гигантского кальмара, однако он также играет роль своеобразной акустической сетчатки — эдакого звукового мегаэкрана, посредством коего кит интерпретирует свой лишенный освещения мир. Получасовые песни горбатого кита следуют настоящим грамматическим правилам: звуки комбинируются в организованные конструкции, выстраиваются в синтаксис, заполняя песню миллионами дискретных единиц информации. Киты поют на разных диалектах — в зависимости от того, откуда родом певец, — и разные песни в разных местах в разное время года.
Что представляют собой эти песни — считывание ли навигационных данных, прогнозы для судоходства, частные объявления или эпическую поэзию, — мы с вами вряд ли когда узнаем. Зато нам хорошо известно другое: военные гидролокаторы и общая зашумленность морской воды сузили диапазон распространения китовых песен на 80%, и сегодня у многих выброшенных на берег китов диагностируют серьезные повреждения внутреннего уха. Да, мы больше не охотимся на китов в прежних масштабах, но все равно продолжаем терзать и мучить этих гигантов морских глубин.
