Кто сжег Москву в 1812 году ?

13 сентября (1-го по старому стилю) 1812 года в дерев­не Фили совет военачальников решал вопрос о дальней­ших действиях русской армии. Исторические слова фельд­маршала Кутузова, произнесенные им в доме крестьянина Фролова, определили судьбу Москвы.

«С потерею Москвы не потеряна еще Россия. Первою обязанностью ставлю себе сохранить армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю. Поэтому я намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. Знаю, ответственность па­дет на меня, но жертвую собою для спасения Отечества. Приказываю отступать!»

Русские войска оставили город, и 15 сентября с трех сторон в него вошли французы. А уже на следующий день в Москве полыхал пожар. За неделю в его огне было унич­тожено 6,5 тысячи домов из 9 тысяч, 7 тысяч лавок из 8,5 тысячи, 122 церкви из 329.

В последующие годы вплоть до сегодняшнего дня исто­рики то обвиняли французов, то, наоборот, приписывали пожар героизму и дальновидности россиян, спаливших го­род, но оставивших вражескую армию без фуража.

Кто же действительно сжег город в 1812 году? Уверен, что искать конкретного поджигателя или пытаться уста­новить причину пожара бессмысленно. Город был обре­чен, он должен был сгореть, он сгорел, и мистика тут ни при чем.

Судите сами.

Даже в мирные годы пожары возникали в Москве по­стоянно. Вплоть до XVII века значительные пожары унич­тожали городские постройки полностью или почти пол­ностью каждые 20-30 лет.

Но давайте не будем ворошить совсем уж глубокое прошлое. Для объективной оценки обратим свой взор к столетию, предшествующему вторжению Наполеона. То есть окунемся в век восемнадцатый.

Загибайте пальцы.

«19 июля 1701 года в 11-м часу волею Божиею учинил­ся пожар: загорелись (в Кремле) кельи в Новоспасском подворье; и разошелся огонь по всему Кремлю, выгорел царев двор весь без остатку; деревянныя хоромы и в ка­менных все нутри, в подклетях и погребах — все запасы еды и питья… Всякое деревянное строение сгорело без остатку, также и дом святейшего патриарха и монасты­ри, а на Иване Великом колоколы многие от того пожара разселись… Во время пожара монахов, монахинь, священ­ников и мирских людей погибло много в пламени. Огонь был так велик, что им уничтожены были Садовническая слобода и государевы палаты в саду. Даже струги и плоты на Москве-реке погорели без остатку. В Кремле невозмож­но было ни проехать на коне, ни пешком пробежать от великого ветра и вихря… И земля сырая горела на ладонь толщиною».

Прошло 12 лет, и все повторилось. 13 мая 1712 года сгорел дотла весь центр города, в огне погибло около 2,7 тысячи человек. В 1735 году причиной большого пожара стали вынос­ные очаги Гостиного двора. 3 июля 1736 года в 2 часа пополудни от неосторожно­го обращения с огнем загорелся дом купца 2-й гильдии Ивана Овощникова. Вскоре огонь перекинулся на Новин­ский монастырь, а оттуда ветром пламя разнесло по горо­ду. Только через 12 часов удалось предотвратить распро­странение огня. В результате пожара серьезно пострадал монастырь, 11 других церквей сгорели полностью. Огонь уничтожил Патриарший Житный двор, 1 кабак, 3 тракти­ра, 13 кузниц, 43 разные лавки и мясные ряды с 31 лавкой. Всего сгорело 817 дворов, в них 1110 покоев.

В следующем году разразился еще более опустоша­ющий пожар — сгорел даже Кремль. 28 мая 1737 года загорелся дом Милославских за Боровицким мостом. При­чиной стала свечка, поставленная перед иконой солдат­ской вдовой. Именно отсюда пошло выражение: «Москва сгорела от копеечной свечки». Было уничтожено более 2,5 тысячи дворов, 486 лавок и много церквей. Погибло 94 человека. Жертв могло быть и больше, спасло то, что случилось все днем, когда жители не спали. Пожар впо­следствии был назван Троицким, так как случился в день Святой Троицы.

Кстати, именно во время этого пожара раскололся только что отлитый и еще находящийся в земляной яме Царь-колокол — при тушении водой загоревшейся и об­рушившейся кровли из-за разницы температур от него от­кололся кусок весом 700 пудов. Следующий крупный пожар случился в Москве в 1748 году, потом — в 1784 году.

Как видите — пожары и в мирные годы для Москвы редкостью не были. Что же говорить о неразберихе, царя­щей в городе, спешно оставляемом жителями и занимае­мом неприятелем?! Костер, на котором солдаты готовили пищу, разложенный прямо на деревянном полу брошен­ного особняка. Факел, с которым рыскал по подвалам в поисках припрятанных сокровищ офицер-кладоискатель. Подожженная, чтобы осветить двор, охапка сена. Все это могло стать причиной пожара, невольно спровоцирован­ного французами. А могло быть и иначе.

Задули ли свечи обитатели оставляемого врагу особня­ка, загасили ли горн кузнецы, не оставили ли огонь в печи покидающие рабочее место пекарни? Сколько их — пожа­роопасных мест в большом городе?! Ведь и до вторжения французов редкий день обходился без того, чтобы бранд­майор, начальник всех двадцати пожарных частей Моск­вы, не отправлял своих подопечных к месту очередного возгорания. И неслись они на рысаках, а следом поспева­ли лошади-тяжеловозы с огромными бочками, наполнен­ными водой. Не успеют потушить, а дозорные на каланче вновь бьют тревогу!

Теперь представьте, что должно было произойти, ког­да пожарной службы в одночасье не стало. Как говорится, что должно было произойти, то и произошло — город сго­рел. Я осознанно не упоминаю об умышленных поджогах, а ведь были и они.

Так что, скорее всего, причиной пожара стала совокуп­ность всех этих факторов, и искать конкретного поджига­теля — занятие бессмысленное!